Деанон: переводы

[Хемулиха]

На перевод выбрала самую лиричную главу из всех - вы бы еще слышали, как он ее читает в аудиокнижке. Я растаяла.

Название: Фрэнк Синатра и Элизабет Тейлор
Переводчик: Хемулиха (для WTF Craig Ferguson 2015)
Размер: 1909 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Роберт Фергюсон, Джанет Фергюсон и другие
Категория: джен, гет
Жанр: романс, драма
Рейтинг: PG
Примечание: перевод 2-й главы автобиографии Крейга Фергюсона "American on Purpose" - "Frank Sinatra and Elisabeth Taylor"

Полагаю, все началось, когда немцы попытались убить моих родителей. Каждую ночь, когда погода отвечала их целям, немцы прилетали на своих "хейнкелях" и "мессершмитах" и бомбили Глазго - город, где выросли мои родители всего в нескольких милях друг от друга. Моему отцу было тогда десять лет, а моей матери - семь, но фашистам не было дела; они намеревались сровнять Глазго с землей, так как это была столица военной промышленности Британской империи. Все крейсеры, миноносцы и сторожевые корабли, предназначенные для того, чтобы остановить гитлеровское нашествие, выходили из огромных грязных верфей, которые какой-то кретин расположил совсем рядом с моей семьей. Поэтому немцы, когда только могли, пытались учинить зверскую расправу над всеми, кто оказывался у них на пути. Мои родители так и не простили им ночных налетов, отнявших жизни многих из их одноклассников. Для них эти злодеи всегда были "немцами", а не "фашистами". Это звучало чересчур безлично и бесчеловечно, и, думаю, так оно и было; к тому же это позволяло родителям вцепиться в идею ненависти к врагу, и если вы знаете о шотландцах хоть немного, вы также знаете, что долго держать обиду мы умеем как никто.

После войны и до наших дней немцы честно старались отделить себя от своего постыдного прошлого, но мои родичи на это не купились. Они считали, что эти скоты развлеклись как никогда, и что если им покажется, что можно безнаказанно попробовать еще разок, они с радостью начнут всю заварушку сначала. Может быть, так оно и есть. По сей день, разговаривая с каким-нибудь немцем, я невольно - хотя бы на секунду - представляю его в нацистской форме, а я родился более чем через двадцать лет после того, как кончилась война. Нацистскую форму я видел только в кино. Мои родители тоже никогда не видели ее вблизи. Зато они многократно видели форму Соединенных Штатов.

Когда в Глазго объявились направлявшиеся в Европу американские десантники, они, должно быть, казались местным жителям полубогами - чего стоили одни их белые зубы и полное отсутствие рахита.

Американцы принесли с собой вещи, забытые с начала войны, - нейлон, фрукты, смех и надежду. Поколение моих родителей начало осознавать, что когда-нибудь весь этот ужас кончится и жизнь пойдет своим чередом. Может, будет даже лучше, чем прежде, потому что десантники принесли еще кое-что. Что-то, без чего не существовало бы и меня. Свинг.

Шотландцы любят танцевать - но только определенные танцы. Те, в которых существует куча правил и запретов. В конце концов, мы великие инженеры. Организованное топанье и хлопанье в ладоши или упорядоченные прыжки и хороводы - вот все, что нам нужно; храни нас Господь от любого самовыражения и проявления сексуальности, никаких грациозных или чувственных движений, пожалуйста. Никаких соприкосновений упругих ягодиц с чужим пахом под ритм сальсы: после такого ведь обычно начинаются разговоры о чувствах. Десантники все изменили. Даже после того, как мелкий ебанутый австриец сгорел в собственном бункере и освободители вернулись в свою легендарную страну ковбоев и кока-колы, свинг и музыка биг-бэндов остались. Их стали собирательно называть "танцульки", или по-глазгиански - "танцевания".

Даже теперь, каждый вечер пятницы и субботы, в пабы и бары Глазго набиваются молодые люди, стремясь обрести кураж во хмелю, после чего отправляются на "танцевания" в поисках подходящего сексуального партнера или будущего супруга. Как и тысячи других глазгианцев, именно так познакомились мои родители.

Мой отец Боб в молодости был тощ, как щепка, но хорош собой и высок - шесть футов один дюйм ростом; на фоне других шотландцев своего поколения он казался великаном. Небесно-голубые глаза, очень светлые волосы, которые к тридцати годам уже поседели, выдающийся нос и превосходные зубы; впрочем, это были не настоящие зубы, а протезы. Боб говорил мне, что потерял зубы, когда упал с мотоцикла "Эйнфелд" на Андерстон-Кросс, мчась на скорости восемьдесят миль в час, но это представляется маловероятным, поскольку:
А) из почтового "эйнфелда" образца 1945 года невозможно выжать восемьдесят миль в час;
Б) мой отец, попади он в аварию на такой скорости, навряд ли отделался бы выбитыми зубами.
Возможно, он ехал так быстро, что зубы, ослабленные недостатком фтора и хорошей чистки, были вытянуты из его рта встречным ветром.

Так или иначе, Необычайное Происшествие с Зубами уже стало семейной легендой, и я не против; хотя, скорее всего, отец растерял зубы из-за кошмарной диеты еще в детстве, достойном романов Диккенса. До одиннадцати лет у него не было собственной обуви, а во время войны из-за бомбежек его эвакуировали из города в один из печально знаменитых детских работных домов, где бомбы детям не грозили - в отличие от жестокости и ужасного обращения со стороны беспринципных владельцев. Отец до конца своих дней отказывался говорить о том, что пережил во время войны, заметив только, что было несладко. Я ему поверил.

Еще я верил, что мой отец умеет ездить на мотоцикле, и очень быстро. В конце концов, в начале пятидесятых он работал в Глазго разносчиком телеграмм - примерно в то же время, когда Марлон Брандо снялся в "Бунтаре" в роли угрюмого и задумчивого байкера-бандита.
- Эй, Джонни, против чего бунтуешь?
- А что у вас есть?

Разносчики телеграмм в Глазго ездили не на "харлеях", а на "эйнфелдах" и "нортонах" - больших британских армейских мотоциклах. Кожанки и шелковые шарфы, как у их кумиров, были им не по карману, так что они носили черные форменные куртки и повязывали на шею белые кухонные полотенца, чтобы походить на американских байкеров. Боб выглядел, как Синатра, и одевался, как Брандо. Боб был крут.

Моя мать Джанет - можете звать ее Нетта, если хотите, - на свою беду, была необычайно красива и умна. На старых фотографиях это видно. Ее волосы были чернее воронова крыла, а глаза - зелено-голубые, словно кельтский коралл. Она была соблазнительной, роскошной, умной молодой женщиной, и - как я подозреваю - мишенью для зависти и неприязни менее генетически одаренных соперниц. Должно быть, именно из-за этого моя мать развила в себе некую жесткость, суровость, как защитную броню. Наверное, ей также приходилось скрывать свой острый ум, чтобы соответствовать внешности, из-за чего она стала гораздо злее. Нетта выглядела как Элизабет Тейлор, но Нетта была крепкой, как сталь.

Их отношения всегда оставались для меня загадкой. Когда я рос, они словно бы все время ссорились, и даже свою нежность выражали в форме поддевок, обращенных почему-то к детям. Прямо при нас, порой даже за обедом.
- Вашему папаше не по душе моя стряпня. Вот потому-то у него такое лицо.
- А вашей мамаше не по душе ваш папаша. Вот потому-то у нее такое лицо.
А потом они смеялись странным печальным смехом, и дети смеялись просто так, за компанию, однако я и теперь в толк не возьму, что это, черт подери, такое было.

Боб любил выпить. Зимой он пил лагер, летом - "Гиннесс", а виски - круглый год. От него я много узнал о выпивке. Я знал, что от нее отец делался развязным, веселым, участливым и добрым, но если хватал через край, то становился ворчливым и капризным, и его клонило в сон. Нетта не пила никогда: на алкоголь у нее была жесточайшая аллергия. Даже от небольшого бокала вина она начинала чихать, и на щеках у нее появлялась ярко-красная сыпь.

Она не одобряла склонность моего отца к алкоголю, но обычно мирилась с ней, поскольку это считалось нормальным в обществе, и отец не позволял себе предпочесть выпивку работе. Да и не мог бы. Ведь для моего народа труд - это способ выражения любви, и, вероятно, не худший способ. Никто никогда не говорил о чувствах или, Боже упаси, об отношениях, но не думаю, чтобы мы с моим братом и сестрами когда-либо сомневались в чувствах наших родителей по отношению к нам и друг к другу. Мой отец усердно отрабатывал долгие смены на почте и за сорок лет поднялся от телеграфного мальчика-почтальона до главы основного отделения Эдинбурга. По уходе на пенсию Боб получил Медаль Британской империи за свои заслуги. Он оказался выше собственного незавидного прошлого, и его детям не пришлось ходить в школу босиком.

Нетта так же трудолюбиво работала по хозяйству и училась на преподавателя начальной школы, чтобы тоже приносить семье немного денег и не остаться без цели в жизни, когда дети начнут один за другим уходить из дома. У моих родителей были совсем иные враги, чем у меня. Их противником была бедность - не такая, когда нет средств на кабельное телевидение, а такая, когда нет средств на еду. Поэтому они трудились ради своей семьи изо всех сил, хоть это и не оставляло времени на выражение привязанности. Иногда казалось, что слишком много знаков любви - нечто вроде предмета роскоши, доступного только богачам, ну или англичанам. Добавьте к этому влияние - хоть и незначительное в нашей семье - сверхсурового шотландского пресвитерианства (которое я могу описать лишь как католицизм, лишенный сложносочиненных спецэффектов), и в остатке получается некоторая сухость.

Первое проявление романтических чувств, которое мне довелось наблюдать между моими родителями - это не значит, что до того их вообще не было; все-таки у них было четверо детей, - случилось незадолго до смерти моего отца. Потрясла меня даже не новизна происходящего, а ощущение, что для них это отнюдь не ново. Такие моменты между этими двумя людьми бывали уже бесчисленное множество раз. Это был укор моему эгоизму и самовлюбленности, которого я никогда прежде не замечал.

Боб умер от рака в безрадостной больнице в Эйрдри, в центральной Шотландии (может быть, это не она была такой безрадостной, а только то, что происходило с нашей семьей). За несколько дней до конца к нему приходили и вновь исчезали едва ли не все, кого он знал; у него была целая армия любящих родственников и друзей, которые просто не могли не попрощаться. Почти все это время я сидел в углу его палаты, выбитый из колеи долгим перелетом и горем, иногда заговаривая с ним, иногда почтительно помалкивая, когда он говорил с кем-то еще, и снова чувствуя себя пятилетним малышом. Нетта приносила ему карамельки или журналы, или что-то еще, что он просил принести из дома. Она была так сосредоточена на нем, что, как мне казалось, не вполне осознавала, что мы с моим братом и сестрами находимся с ними в одной комнате. Она просто садилась к нему на кровать и гладила его по голове. (Даже химиотерапия не сумела лишить отца его чудных волос, они только стали мягкими, как пух.) В один из этих визитов я увидел, как мои родители взглянули друг другу в глаза, как он прошептал что-то, что было слышно только ей одной, а она тихонько рассмеялась и поцеловала его в губы.

В губы.

Словно они были юными и влюбленными.

Словно он был Фрэнком Синатрой, а она - Элизабет Тейлор.

Ну и, конечно.
Не знаю, почему мне это показалось настолько важным: вроде, ттт, пока эти знания мне лично не пригождались. Но, может быть, это как с агитками про благотворительность: не можешь пожертвовать - расшарь, чтобы принести пользу другим.

Название: Монолог о трезвости
Автор: Хемулиха (для WTF Craig Ferguson 2015)
Форма: перевод
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Исходники: видео, неполный транскрипт
Размер: 1912 слова
Примечание: В начале 2007 года все светские издания пестрели трагикомическими сообщениями о новых похождениях Бритни Спирс, вызванных нервным срывом и чередой неудач в личной жизни певицы. Ведущие американских вечерних ток-шоу тоже не забыли позлословить на эту благодатную тему. Только один из них отказался считать ее поводом для шуток и вместо этого заставил зрителей задуматься.
Предупреждения: описание последствий алкоголизма, подготовки самоубийства.

Сегодня великий день для Америки: c Днем президента вас всех, с Днем президента. Отличный день для того, чтобы прославить эту великую страну - и свободу слова, которой мы по праву гордимся. Потому что сегодня я буду говорить кое о чем... сегодня я буду делать кое-что не совсем обычное. Я поговорю о том, что меня уже некоторое время волновало.

Если вы не в первый раз смотрите это шоу - я знаю, что некоторые не смотрели, но вы знаете... Если вы уже смотрели это шоу, то знаете, что здесь я смеюсь над людьми, над очень многими людьми. Пару месяцев назад Кевин Костнер попал в переделку, и я в монологе над ним посмеялся, а несколько недель спустя я встретил его на одном мероприятии. И я видел, что он... что он зол на меня, это было видно. Но при этом... я с ним говорил, и он был очень вежлив, настоящий джентльмен, и по его глазам было понятно, что он принял решение не ругать меня, просто из вежливости и все такое. И я был выбит из колеи, потому что это стало для меня как бы личным делом. До того... был этот парень, и его жена, и дети, и так далее, и я на него наезжал на телевидении, а теперь... бррр. Я не уверен, что мне это так уж нравится. Этот его взгляд все изменил, и я задумался, какой ценой я этим занимаюсь. Я стал думать о том, как моя работа влияет на живых людей, и какое-то время меня это донимало.

Я в этом отношении далеко, далеко не безгрешен. Например, я смеялся над астронавткой, которая вела машину в подгузнике, и... Это же смешно, это правда смешно, но потом появляются фотографии из участка, и я думаю: эта женщина в беде, ей нужна помощь. Я не знаю, по душе ли мне это, и я не хочу заниматься тем, что потом не дает покоя совести. Я хочу смешить людей, но я также хочу спокойно спать по ночам, так что... И я работаю над этим шоу не только ради денег, могу вас уверить. Что неплохо, потому что за него все равно не так уж много дают, но... В прессе и по телевизору это все время проявляется, особенно в так называемых "новостных агентствах"; то, как их работники смотрят на мир... Я испытывал нечто похожее, когда смотрел подборки "Самых смешных домашних видео Америки", где, знаете, сначала смеешься над тем, как ребенок падает, а потом думаешь: "Погоди-ка, положи к чертям камеру и помоги ребенку! Что с тобой не так?!" И по-моему, мы как раз держим камеру; в смысле, у людей тем временем жизни рушатся, люди умирают! Та женщина, Анна Николь Смит, она умерла! Это уже не шутки, знаете ли, это не смешно... У нее же полугодовалый ребенок, как такое может быть? И мне уже не так приятно смеяться над людьми вроде нее. По мне, в комедии не должно быть злорадства. Если на кого и нападать, то на сильных. На политиков, на власть имущих, на всяких фанфаронов, и только на них. Не надо нападать на беззащитных людей, и мне кажется - это только на моей совести, это касается только меня - мне кажется, в последнее время мой прицел несколько сбился. И я хочу это исправить.

Так что сегодня - никаких шуток про Бритни Спирс, и вот почему. Бритни Спирс... нет-нет-нет, я серьезно, подождите. Их не будет! Послушайте. То, как она провела выходные... она записывалась и выписывалась из клиники, брила голову, набивала татуировки; вот чем она занималась в выходные. В это воскресенье было пятнадцать лет, как я трезвенник. Так что я посмотрел на ее выходные, и посмотрел на свои, и знаете... мои выходные мне нравятся больше. Но то, что с ней происходит, напомнило мне о том, что было со мной. Это ведь вроде как юбилей, начинаешь об этом думать. Мне вспомнилось, где я был пятнадцать лет назад, когда я так жил. Это не значит, что я говорю, что Бритни Спирс алкоголичка. Я не знаю, алкоголичка она или нет, но... она точно нуждается в помощи. Так что сегодня я буду просто говорить сам за себя. Когда так делаешь на телевидении, всегда расходятся слухи, что, мол, за этим кто-то стоит, компания там, продюсеры, но... есть только я, хорошо? Только вы и я, хорошо? Я постараюсь быть с вами честен, я не разбираюсь в алкоголизме и все такое, но я разбираюсь в собственной истории. Я был там, когда это случилось. По крайней мере, я присутствовал. До 18 февраля 1992 года ход событий восстановлению не подлежит, но... мне вспомнилось последнее Рождество, которое я провел как пьющий человек. Хочется надеяться, последнее в моей жизни, как пьющий человек.

Я был в ужасном состоянии. Я не брил голову и не делал татуировок... Я оставил это на потом, на кризис среднего возраста, но... когда я бросил пить, я был чуть постарше Бритни. Мне было двадцать девять, и в то утро Рождества после ночной попойки я проснулся в верхней комнате над баром. Я провел в том пабе весь вечер накануне, это был сочельник, я собирался немного выпить и отправиться домой. Это было в Лондоне, я собирался ехать в Шотландию, но, понимаете ли, одно-другое-третье, и я остался ночевать в верхней комнате. Я проснулся утром на Рождество, знаете ли, весь мокрый от собственной мочи, и... по крайней мере, я думаю, что это была моя, я не могу сказать точно. Я ее на анализ не носил, я имею в виду. По сей день надеюсь, что это моя. Короче, в то утро я проснулся, и... в общем, вот вам разум алкоголика. Я проснулся и подумал: знаете что? Я так больше не могу. Сегодня я покончу с собой. Я это сделаю - сегодня.

И я придумал так... Я решил: сейчас соберусь и пойду к Тауэрскому мосту, знаете, который вот так делает [изображает руками разводящийся мост], ну вы поняли, и я брошусь в воду ласточкой и убью себя. Я не умею нырять ласточкой, но я собирался это сделать, и мне казалось, что если я покажу... понимаете, если я так сделаю, я им покажу. Я не знал, кто это "они", но я хотел им показать, и... Я был в отчаянии, я был сбит с толку, и выкручен, и вывернут наизнанку из-за той чертовщины, что творилась у меня в голове. И когда я выходил из бара, Томми, бармен, с которым я пил... он прибирался с утра, готовил напитки и все такое. Он всю ночь проспал за стойкой. Я не имею в виду, что он алкоголик, но он проспал за стойкой. Он был ирландец, этот Томми, и он мне говорит: "Ты куда?" А я не хотел лишнего шума, не хотел говорить, что, вот, я пойду к Тауэрскому мосту и брошусь с него, так что я сказал, что иду домой, и он говорит: "В Шотландию?", и я сказал да, а он: "Ну, транспорта-то нету, Рождество все-таки, автобусов нет, самолетов нет, так что никуда ты не попадешь". Я говорю: "Я просто пойду, Томми, ладно?", и он говорит: "Ладно, выпей только стаканчик шерри, по случаю Рождества". Я сказал: хорошо, хорошо. И он налил мне такой стаканчик шерри, какой может вам налить только алкоголик [показывает очень большой стаканчик]. "Венти", как такие порции называют в "Старбаксе". И я выпил этот стаканчик шерри, и... ну, знаете, одно-другое-третье, и в тот день я забыл покончить с собой.

Вот что очень важно. Алкоголь спас мне жизнь. Это было самолечение: я алкоголик - мне требовался алкоголь. Мне требовалось что-нибудь, понимаете. И с того момента до 18 февраля следующего года все было, ну... как в тумане. Я просыпался по утрам, я записывал альбомы, не просыхая. Очевидно, я выступал со стенд-апом. Жаль, что записей не сохранилось, я уверен, это было уморительно! В общем, в тот день, когда я наконец решил с этим покончить, я позвонил своему другу, который к тому времени исчез из пабов и бросил пить - в барах на эту тему шушукались. Я ему позвонил и сказал: "Мне... мне нужна помощь". И он сказал: "Да, я ожидал этого звонка", и записал меня в клинику. И это не было похоже на то, как эти "новостные агентства" изображают клиники, знаете, куда попадают разные гламурные знаменитости типа Линдси Лохан... Моим соседом по палате был шестидесяти... шестидесятипятилетний викарий, священник англиканской церкви. И он говорил: "Понимаете, Крейг, паства жаловалась, что алтарное вино все время пропадает..." Честное слово! "И еще одна пожилая дама мне сказала, что какой-то бродяга спал на кладбище. Мне пришлось притвориться, что я пошел его искать, но это был я!" И вот я там застрял на какое-то время... В популярной культуре есть расхожий миф о реабилитации, по-моему, он и сейчас существует, - что алкоголизм можно вылечить за двадцать восемь дней в реабилитационной клинике. Не хотелось бы раздражать цензоров, но это ***. Это полная ***. Я такого не встречал. Я считаю, что есть два вида клиник. Есть хорошие, где вам скажут: "Ты пробыл здесь 28 дней, но это только начало, тебе предстоит следить за собой всю жизнь. Это хроническое состояние, с которым придется справляться... с которым придется разбираться до конца дней". И есть плохие клиники, где скажут: "Молодец, молодец, все позади!" Знаете, это как если преподобный Тед Хаггард, например, выходит из... из клиники и оказывается излечен от гомосексуальности... Это значит, что клиникой заправляют просто-напросто недобросовестные люди!

Я вот что хочу до вас донести. Я не пью уже пятнадцать лет. У меня нет вообще никаких проблем с выпивкой. У меня нет... Я могу легко их себе завести, но у меня их нет. У меня нет проблем с выпивкой. У меня проблемы с мышлением. Я трезвенник пятнадцать лет. Не далее как на той неделе я узнал, что в "Гиннессе" 125 калорий на пинту, и - без намека на лицемерие - я подумал: почему бы мне не сесть на диету? Это же безумие! После всего того, что со мной сотворил "Гиннесс"... и я думаю: ну всего-то 125 калорий на пинту, что такого может случиться? Я хочу прояснить одну вещь. Я не пытаюсь проповедовать умеренность, нет, я не пытаюсь. Я хочу сказать - это правда в моем случае. Понимаете, если бы я мог пить, я бы пил, но мне нельзя. Вы не можете... понимаете, вы не можете просто сказать детям: "Пейте ответственно". Вы можете мне сказать: "Пей ответственно", и я скажу: "Ну, я постараюсь", но я не могу.

Есть люди, которым нельзя пить. Я один из них. Я завязал с алкоголизмом пятнадцать лет назад, и последние пятнадцать лет я старался снова в него не скатиться, и мне кажется, что у Бритни Спирс с алкоголем похожие проблемы. У этой женщины двое детей. Ей 25 лет, она сама ребенок. Она ребенок, вы понимаете. И беда в том, что унижение может быть смертельным: это унизительно - признать, что ты алкоголик. Это унизительно - просыпаться в собственной моче, или чужой, без разницы. Это унизительно. И я не пытаюсь оправдать ее действия, ничуть, но за свои действия надо нести ответственность. В болезни и здравии, за свои действия надо нести ответственность, надо и все тут. С нас всех спрос. Если у вас... если, Боже упаси, у вас проблемы с почками, вы идете на диализ, это ваша ответственность - пойти на диализ. Это ваша ответственность - справляться со своим состоянием так, как только можно.

Знаете, у всех - в Америке, в Шотландии, везде, где я только бывал в жизни - у всех есть знакомый алкоголик. Будь то начальник, или подчиненный, или родитель, или брат либо сестра, или ребенок - кто угодно. У всех нас... если это друг, или - Боже упаси - вторая половинка, вы знаете, каково это. Так вот, что я обнаружил: деньгами этому не помочь. Если бы можно было помочь деньгами, богатые люди не умирали бы. Так не получится. Есть... для меня, только для меня, я сейчас говорю только за себя, так что я хочу подчеркнуть: я нашел только один способ, который помогает справиться. Надо найти других людей, которые пережили нечто подобное, и поговорить с ними. Это вообще ничего не стоит. Это совершенно бесплатно, и таких людей очень просто найти, они есть в самом начале телефонной книги.

Удачи!

@темы: Craig Ferguson, гик-переводчик, winter temporary fuckup